Я не случайно поставил этот интерес на первое место, даже выше вопроса о контроле за объемом расходов недропользователя, компенсируемых нашим сырьем. Хотя последнее, казалось бы, главный интерес: ведь если вся нефть уйдет на компенсацию расходов, то государство (государственный бюджет) — вообще ничего не получит? Верно, напрямую от нефти бюджет ничего не получит. Но даже и в этом случае, если мы повернем компенсационное сырье на заказы своему машиностроению, своим производителям, то наша экономика — получит. Ведь сырье (пусть не все, но основное) пойдет на компенсацию оплаты за российские товары и услуги — на зарплаты нашим рабочим, инвестиции в развитие и модернизацию наших предприятий, отчисления в наши бюджеты, страховые и пенсионные фонды...
Второй интерес — обеспечить собственно раздел получаемого сырья между недропользователем и государством на максимально выгодных для страны условиях. Действительно: какая доля прибыльной нефти должна пойти России, а какая — инвестору? Пополам — пятьдесят на пятьдесят? Но ведь Россия теряет невосполнимый природный ресурс и получает свою долю взамен этого ресурса. Недропользователь же все свои затраты уже покрыл компенсационной частью нефти, а эта доля — его чистая прибыль.
Тогда восемьдесят на двадцать или девяносто на десять? Логично, но добрый дядя инвестор — против. И настойчиво убеждает, что самые лучшие для России условия — это наоборот: двадцать на восемьдесят...
Конечно, справедливый вариант раздела продукции можно пытаться найти по результатам тщательных расчетов балансов всех возможных расходов и доходов, оценив предполагаемую среднюю рентабельность проекта для инвестора лет за пятьдесят, хотя даже и в этом случае не все удастся предусмотреть. Практикуется и скользящая шкала раздела прибыльной части — в зависимости от рентабельности проекта: чем выше рентабельность, меньше компенсационная часть и больше прибыльная, тем меньшую долю от прибыльного сырья получает недропользователь. Но главное: максимальная выгода для страны — не то же самое, что максимальная выгода для заключающих от имени страны соглашение чиновников. То есть, при таком методе практически гарантированы колоссальные ущербы от коррупции. Соответственно, если идти по этому пути, то необходимо обеспечить многократные и разнообразные предварительные экспертизы, многоступенчатость и максимальную публичность принятия решения.
Защитить интересы страны в этом вопросе можно и иначе — обеспечив жесткую конкуренцию недропользователей в открытом конкурсе по одному заранее определенному параметру (прочие требования к недропользователю — лишь как обязательные граничные условия).
Третий интерес и приоритет — не допустить необоснованного списания сырья в компенсационную часть: четко определить характер и предельные объемы расходов недропользователя, компенсируемых нашим сырьем.
Четвертый интерес — обеспечить выполнение соответствующих особенностям территории и современному уровню понимания проблемы требований в части защиты природной среды; и плюс гарантировать ответственность недропользователя на случай аварий и непредвиденных неблагоприятных экологических последствий.
И есть еще один существенный интерес, но о нем — несколько позже. А пока — небольшое отступление.
Справедливости ради следует признать, что ряд серьезных недостатков нашей правовой системы и практики, негативно сказывающихся при передаче месторождений на режим СРП, свойственен и отечественной лицензионной системе (в отличие от лицензионной системы, например, США). Это, прежде всего: неограниченные возможности коррупции при внеконкурсном предоставлении участков недр; по существу, фиктивная конкурсность; отсутствие необходимого госконтроля за объемами добычи сырья; отсутствие надлежащей протекции отечественному производителю технологического оборудования и, соответственно, стимулов развития национального машиностроения. Но есть, все-таки, разница. И эта разница — принципиальна.
Разница — в цене решений, а значит — и в цене ошибки. Лицензия выдается на несколько лет и продлевается, если недропользователь выполнил все требования. И если завтра мы встанем на ноги и наведем в своем государстве элементарный порядок, то и недропользование на лицензионной основе можно организовать эффективно, в интересах всей страны.
Условия же СРП — не могут быть изменены в течение существенно более длительных сроков, что для инвестора, безусловно, плюс. Но если при заключении соглашения допущена ошибка или корыстное злоупотребление властью в пользу «инвестора» и, соответственно, в ущерб государству? При цене каждого соглашения во многие десятки миллиардов долларов, если вышеперечисленные интересы страны не будут надежно защищены нормами закона — колоссальный ущерб не только возможен, но и практически гарантирован. Что тогда? Ничего — поезд ушел.
Таким образом, соглашаясь с тем, что и действующая лицензионная схема (в российском ее варианте) тоже несет с собой и коррупцию, и злоупотребления, и ущербы стране, тем не менее, прежде чем менять ее на систему, резко повышающую цену и, соответственно, опасность любой ошибки и, тем более, любого злоупотребления, необходимо сначала сделать основное — отработать процедуры принятия решений, минимизирующие опасность ошибок и возможности прямой корыстной сдачи долгосрочных национальных интересов. И лишь после этого можно допускать принятие в сфере недропользования решений о концессиях и СРП — решений, которые уже нельзя будет скорректировать никогда.
Теперь уместно вернуться к нашим основным интересам. Итак, еще один интерес — в данном случае пятый по порядку, но не по важности. И это интерес — специфический для России, а также для других основных экспортеров энергоресурсов.
России — природой и предысторией, то есть трудами наших предков — дано многое. Наша страна — крупнейшая в мире кладовая полезных ископаемых, а по нефти — второй в мире экспортер. Хочешь или не хочешь, но такое положение — обязывает.
Дело в том, что в большой мировой игре у каждой национальной команды есть те или иные козырные карты, вынуждающие государства действовать не произвольно, а согласуя свои действия с другими странами, а иногда и позволяющие оказывать на них давление. Образно говоря: «Не будут брать — отключим газ». И у каждой страны, всерьез участвующей в мировом торге, есть какой-то свой больший или меньший «газ». Пока он есть — с тобой считаются. Нет его — взывай к международным правилам и нормам сколько угодно — посочувствуют, примут какую-нибудь резолюцию, но результата не будет.
Исторически в качестве основного рычага традиционно выступала военная сила: возможность пригрозить или попросту что-то отнять, контролировать перевалы, проливы и океанские просторы, по которым проходят торговые пути, и т.п. И сегодня, как мы видим, силовой фактор остается далеко не последним. В частности, будь сейчас другим соотношение сил между Россией и Западом — никто всерьез не посмел бы не допускать свободный транзит между основной территорией России и Калининградской областью. А свобода передвижения граждан (то есть без расходования времени, денег и нервов на получение каких-либо виз) и грузопотоков в данном случае — это вопрос и экономический.
Тем не менее, кроме военной силы, разумеется, есть и другие факторы и соответствующие рычаги воздействия: финансовая и экономическая мощь, владение современными технологиями позволяет ставить другие государства в экономическую и технологическую зависимость. И наличие жизненно важных сырьевых ресурсов — возможность регулирования их поставок конкретным странам и на общемировой рынок, а значит, и участия в регулировании мировых цен на эти ресурсы — также является важным фактором, определяющим вес и влияние страны, причем не только в мировой торговле, но и в решении самых разнообразных экономических и политических проблем.
Наиболее яркий пример — Саудовская Аравия, являющаяся первым в мире экспортером нефти, прежде всего — на рынок США. Государственно-политическая и экономическая системы в этой стране — просто воплощенная и сконцентрированная противоположность всему тому, что декларируется администраций США как прогресс, демократия, права человека и т.п. Тем не менее, на протяжении десятков лет Саудовская Аравия являлась другом и партнером США. И какие-либо санкции в отношении этой страны в связи с, например, нарушениями прав человека, возможны только в том случае, если саудовский режим сам начнет вести себя явно недружелюбно по отношению к США, и плюс после того, как саудовской нефти будет найдена адекватная замена (например, в виде иракской нефти).